Я должен был дежурить в течение суток. Чтобы потратить время с толком, запасся умной книгой по специальности – «Наставление по стрелковому делу. Пулемет Калашникова 7,62 мм» – и с удобством пристроился в канцелярии читать.
С удобством – это на диванчике в канцелярии, головой к двери, настольная лампа – напротив, на письменном столе. Справа – дверной проем и платяной шкаф, но не придвинутый к стене в упор, а на шаг отстоящий от стены и образующий как бы закуток-раздевалку с зеркалом на стене и вешалкой в простенке между стеной и шкафом. Такая вот диспозиция.

Прошел примерно час. Неяркий свет настольной лампы, страница за страницей… И вдруг я самым натуральным образом ощутил на шее жесткую когтистую лапу, которая без дураков, подчеркиваю – без дураков! – на полном серьезе стала меня душить. Еще секунда – и кадык сломает! Со мной не шутили. Ну и я шутить не стал: отбросив учебник, вцепился в эту лапу обеими руками и взял ее «на излом», как учили нашего брата на занятиях по рукопашному бою.

Ощущение: в руках у меня оказалась очень жесткая лапа – именно лапа, а не рука, – покрытая крупной холодной чешуей, как на лапах у черепахи, только больше. Четыре пальца с крепкими роговыми когтями, хотя и не острыми, как, например, у кошки, скорее, как у собаки. Лапа абсолютно материальная! Сухая, прохладная, но не очень приятная поверхность.

Я скрутил лапу «вниз от себя» и правым локтем врезал во что-то живое и мускулистое, ощутил сильнейший рывок вправо и краем глаза успел заметить обладателя лапы: сгорбленное серо-зеленое существо ростом примерно полтора метра рванулось в просвет между шкафом и стеной. И растворилось в полумраке. Все, что я еще могу о нем сказать – одежды на нем не было, зато был хвост и вроде бы были торчащие уши наподобие лисьих. Вот и все. Ну, дела!

Хотите – верьте, хотите – нет, но после этой короткой схватки я закурил папиросу и вернулся к чтению учебника как ни в чем ни бывало. Возможно, это была реакция на небывальщину.
–Так не бывает! – приказало левое полушарие мозга.
– Ну-ну, – криво улыбнулось правое.
Утром, за час до развода на занятия, в канцелярии собрались «сливки» спецназа: Зорин, Курочкин, Шевченко, Галимон, Шалый – асы, морские, воздушные и таежные волки, прошедшие огонь, воду и медные трубы. Я осторожненько, издалека завел рассказ о своем ночном приключении.
Поразительно – никто даже не удивился!
– Что, и до тебя добрался? – без особого интереса перебил меня капитан 3-го ранга Курочкин, меланхолично орудуя зубочисткой.
– Ну, как бы да.
Курочкин молча кивнул и разговор продолжать не соизволил.
– Забей, Серега. Он здесь всех новеньких пытается достать, – пошевелил казацкими усами старший лейтенант Шевченко. – Не ты первый, не ты последний. Это типа местной проверки на вшивость. Но ты хоть в ухо ему успел засветить? По-нашему, по-спецназовски?
– Понятия не имею. Я вроде ухватил его за лапу и успел ударить локтем по ребрам. А может, мне это все показалось?
– Показалось? В зеркало на себя посмотри!
В зеркале я увидел даже не синяки – глубокие борозды от когтей на собственном горле.
– Волшебно! Не канцелярия, а парк юрского периода. Так это мне не приснилось?
– Нет. В здании водится какая-то тварь, но тебя она точно больше не тронет. Ты ей дал отпор, ей этого хватит. Так что забей.
И я забил.

Больше с этим домовым я не встречался. Но факт остается фактом: в двухэтажном здании казармы в/ч 59190 на острове Русском обитало нечто, крайне агрессивно настроенное к обитателям старинного дома. Это нечто совершенно ужасно влияло на судьбу военнослужащих части. Трагические происшествия следовали одно за другим с удручающей регулярностью. С формальной точки зрения причиной каждый раз был «человеческий фактор», но только вот для крошечной (меньше ста человек) воинской части ЧП было непомерно много! А одно из них не лезло уже вообще ни в какие ворота, даже с учетом этого самого фактора.
Речь идет о пулемете, «наставление» по обращению с которым я штудировал в ту памятную ночь. В отличие от автомата Калашникова, одноименный пулемет стреляет с положения открытого затвора. При этом с прекращением огня затвор останавливается в крайнем заднем положении, как бы «держа в зубах» очередной патрон, ожидая, когда хозяин снова нажмет на спуск.

В тот злосчастный день коллеги из третьей роты выполняли учебные стрельбы из табельного оружия. Надо сказать, что боеприпасов на стрельбы у нас в части не жалели, начальник службы боепитания без разговоров выдавал это добро в любых количествах, но с одним условием: расстрелять все до последнего патрона! Не любил он возиться с оформлением «возврата». Да и мы не горели желанием тащить со стрельбища недобитые патроны. В результате расстреливалось все.

Вот и в тот день, о котором идет речь, тридцать бойцов, превратив мишени в лохмотья, выстроились в шеренгу для проверки оружия. По команде старшего: «Разряжай! Оружие к осмотру!» – пулеметчик, как положено, как уже проделано сотни раз, отомкнул пустую коробку из-под ленты, откинул крышку короба пулемета и предъявил его старшему. Убедившись, что в затворе патрона нет, старший бросил: «Осмотрено!» Пулеметчик захлопнул крышку и нажал на спуск, по-уставному направив ствол вверх-вперед под углом 45 градусов. Эта процедура не дает, попросту не может давать осечек, она специально продумана так, чтобы в стволе не осталось патрона. Даже если оба – и пулеметчик, и старший – вдруг ослепли и патрон прошляпили, контрольный спуск даст выстрел, и пуля улетит в небеса, чтобы на излете, не причинив никому вреда, упасть на землю. Затвор, как и положено, сухо клацнул, выстрела не произошло, все в порядке. Рота вернулась в расположение и приступила к обязательной чистке оружия.
И вдруг казарма подпрыгнула от грохота выстрела!

Вбежавшие в кубрик офицеры увидели жуткую картину: несколько солдат отчаянно пытались жгутом остановить кровь, буквально фонтаном хлеставшую из пробитой бедренной артерии одного из матросов. Рядом с лицом белым, как брюхо камбалы, застыл пулеметчик. Перед ним на табурете лежал пулемет, все еще лениво пускавший из ствола дымок, а вокруг все было забрызгано кровью. Никакие усилия не помогли, через минуту пострадавший скончался от потери крови. Это только в кино главный герой, получив в ногу девятиграммовую винтовочную пулю, еще полчаса экранного времени совершает подвиги во имя демократии во всем мире. Реальность намного печальней.

Всего за два года в части произошло пять случаев, унесших шесть человеческих жизней. Затем я уволился с флота и переехал на Северный Кавказ. Вернулся туда в отпуск через год и совершенно случайно в кафе встретил Владимира Шевченко. То да се, как дела, где бывал, что видел…
– А как там поживает наш общий хвостатый знакомец? – поинтересовался я между делом.
На лицо Шевченко набежала тень.
– Видимо, больше не поживает. Ушел с огнем и дымом…
Оказалось, вскоре после того, как я покинул Владивосток, в части грянуло очередное ЧП. И на этот раз крупное: среди ночи заполыхала та самая казарма! Задавить огонь в зародыше не сумели, с превеликим трудом успели вытащить на улицу самое ценное – оружие из оружейной комнаты. И все бы ничего, но тут дежурный вспомнил про сейф в кабинете начфина: деньги! Задним числом он ругал себя за это последними словами: несколько бойцов без команды кинулись внутрь за этим проклятым сейфом, и в тот момент провалились изъеденные огнем стропила.

Два человека нашли свою смерть в огромном погребальном костре.
Я покинул стены военного училища в 1990 году, будучи стопроцентным атеистом-материалистом. Не верил ни в сон, ни в чох, ни в вороний грай.
Однако, словно издеваясь надо мной, реальность вновь и вновь сталкивала меня с явлениями, объяснить которые, оперируя бытовой логикой, нельзя.
Как там у Стивена Кинга? Почему странные вещи происходят с обычными людьми? Потому, что могут…

Сергей ДУНАЕВ